Как это было... Печать
21.04.2022 05:13

Имя профессора, доктора физико-математических наук Геннадия Андреевича Емельяненко хорошо известно в Объединенном институте ядерных исследований, где он прошел путь от молодого специалиста до известного ученого, создал коллектив научных последователей, стал известным высококвалифицированным специалистом в области вычислительной и прикладной математики, а также в области обработки экспериментальных данных.

Во время своей работы в ОИЯИ он всегда занимал активную общественную позицию: возглавлял комсомольскую и профсоюзную организации (ЛВТА, ЛИТ). Был одним из организаторов (и одно время председателем) Совета молодых ученых ОИЯИ, членом Совета молодых ученых при МК ВЛКСМ.

Выдающейся вехой в биографии Геннадия Андреевича с 1994 года была работа в Международном университете природы, общества и человека «Дубна». Будучи профессором университета, он на протяжении многих лет читал курсы лекций на кафедрах высшей и прикладной математики, а также системного анализа и управления (САУ), готовил учебные пособия, руководил работой аспирантов и дипломников.

Но мало кто знает, что Геннадий Андреевич обладал еще и писательским талантом. Его земной путь закончился 5 февраля 2009 года, но остались воспоминания, которые, мы уверены, будут интересны как для сотрудников Института, так и для всех жителей Дубны.

 

Приглашаю читателя пролистать вместе со мной страницы наиболее ярких событий моей жизни, которая проходила на фоне крупных исторических событий в нашей стране. Быть может, они вызовут интерес у подрастающего поколения, а у кого-то из моих сверстников воскресят собственные воспоминания.

Родился я 14 марта 1942 г. в с. Солодушино Николаевского района Сталинградской (ныне Волгоградской) области в многодетной семье. У меня было два старших брата, три старших сестры и младший брат. Семья была из служащих (как говорили в советское время), т.к. мой папа, Андрей Семёнович, был бухгалтером. Он с первого года войны ушел на фронт, имел много боевых наград. Моя мама, Наталья Ивановна, была домохозяйкой, награждена орденом «За материнство» 2-й степени. С первых минут осознанного восприятия действительности (мама говорила, что события, которые я вспоминал потом, случились, когда мне было около двух лет) и на всю последующую жизнь я сохранил в памяти представление о семье как об уютном и теплом месте, где тебе всегда хорошо. И такую же атмосферу я мог наблюдать значительно позднее во многих других простых советских семьях. Сеятелями этого доброго уюта и бескорыстной заботы друг о друге были, как правило, родители. Дети лишь следовали их примеру.

Мой «трудовой стаж», помню, начался в 3 годика, летом 1945 г., когда нас из детского сада повели утром в поле собирать колоски (опавшие на землю колосья ржи). Помню, был очень жаркий день и очень хотелось пить, но воспитательница говорила: вода кончилась, а настоящие солдаты должны уметь терпеть. И мы с честью вытерпели до полудня, пока не наполнили свои котомочки и не вернулись в село. Сразу же помчались на Волгу купаться. Тут уж мы напились вволю, прямо из реки. Да, в те времена вода в Волге была питьевой, и перед ее употреблением в наших местах никто и никогда ее не очищал. Так было во всех сельских и городских поселениях на Нижней Волге. Село Солодушино, большое и красивое, стояло прямо на левом берегу Волги в 8-10 верстах ниже рабочего поселка Николаевский, что напротив г. Камышина. В заливных лугах, которые обильно орошались во время паводковых вод речным илом, было множество фруктовых садов и овощных плантаций. Когда много позднее я оказался в Дубне и рассказывал уже своим детям, какой вкус имеют естественно удобрявшиеся овощи и фрукты, выращенные под палящими лучами сталинградского солнца, они с трудом в это верили. И это естественно, т.к. они питались уже «сплошной химией», как говорила моя мамочка.

Наши летние каникулы изо дня в день были связаны с Волгой: ловили удочками рыбу, купались, загорали, соревновались в прыжках в воду с высокого крутого берега и т.д. К 4-м годам все мы уже умели хорошо плавать. Особым удальством считалось переплыть на остров Шишкин посредине Волги. Он находился в полукилометре от нашего берега, но сильное течение Волги в этом месте таило в себе много опасностей. Поэтому нам, малышне, разрешалось переплывать на остров только в лодке. Много позднее, побывав во время научных командировок на известных заграничных морских пляжах, я с грустью вспоминал о наших великолепнейших песчаных плесах, один из которых находился на острове Шишкин, затопленных во время пуска Сталинградской ГЭС в 1957 году. В лесных массивах острова было много водоплавающей и пушной дичи, заросли лесных ягод и фруктов.

Во время весеннего половодья старшие порой брали нас с собой в лодки, чтобы спасать с полузатопленных возвышений на острове всякую «зазевавшуюся» лесную дичь. Помню, как колотилось в моих маленьких рученках сердце маленького лисенка, которого мне вручили во время такой переправы. И какого же он задал стрекача, когда я его опустил на берег! До сих пор вижу победный блеск его глаз, когда на долю секунды посмотрел он последний раз в нашу сторону. В подобную «страду» видел я и настоящего деда Мазая с пассажирами - зайцами и лисами. Но, помнится, в минуту такой опасности они сидели в лодке смирно. И еще одно из ярких, врезавшихся в память детских воспоминаний того периода. Местный рыбак (одноногий фронтовик) своей сетью со дна Волги поднял неразорвавшуюся немецкую фугасную бомбу, случайно сброшенную с немецкого бомбардировщика на подлете к нефтехранилищу. Бывалые сельчане-фронтовики не только ее обезвредили, но впоследствии приспособили ее корпус для хранения воды. Нам, мальчишкам, было разрешено наблюдать за всеми этими операциями в не слишком большом отдалении.

К 5-ти годам старший брат и сестра обучили меня самостоятельному чтению. Помню, как, прочитав несколько детских книг, я принялся за чтение «Преступления и наказания» Ф.М. Достоевского. Эту книгу читала моя самая старшая сестра. Какая же это была, как теперь помню, борьба с собой - понять, что же означают все эти непонятные слова и предложения. Может быть, это неутоленное в детстве любопытство и заставило меня в 10-м классе еще раз вернуться к Ф.М. Достоевскому. Теперь уже было многое понятнее, но опять-таки не все.

В конце 1946 года семья переезжает в рабочий поселок Николаевский, где отец получил должность начальника торгового отдела района при поселковом Совете. Одно из остро врезавшихся в память событий того времени. В эти годы в Поволжье было плохо с продовольствием. Кажется, были засушливые времена. Я подружился с детьми из детских домов, которых в поселке было несколько. Это были в основном дети, вывезенные во время войны из блокадного Ленинграда. Летом мы часто большими ватагами навещали местный рынок. Зная, что в основном в группе «покупателей» детдомовцы, торговцы нам разрешали попробовать с прилавков «то-сё». Но однажды случилось непредсказуемое. Один из детдомовских мальчишек лет 6-7 схватил с прилавка (очевидно, был очень голоден) банку с вкусно пахнувшим сливочным маслом. Поднялась невообразимая суматоха. Первым дал стрекача этот мальчик с банкой масла, которое он ел руками на ходу. Опасаясь, что нам тоже как следует влетит, за ним что было духу помчались мы. За нами мчалась уже внушительная толпа торговцев. Вся эта процессия устремилась к узкому выходу из рынка. И вдруг мы с ужасом видим, что в проходе появляется огромного роста милиционер - дядя Ваня. Очевидно, с него писался стихотворный портрет дяди Степы милиционера Михалковым! Последним его заметил, конечно, мальчик с банкой масла в измазанных руках с масляными губами. В момент, когда дядя Ваня легко поднял на руки этого мальчика, последний еще не осознал происшедшего и продолжал лакомиться. Мы оказались тесно зажатыми между стражем порядка и грозно надвигавшейся разгневанной толпой торговцев и торговок. Стоял невообразимый визг. И вдруг мы слышим громовой голос дяди Вани, перекрывший весь шум-гам: «Чье масло? Подойди ко мне!» Мы испуганно притихли. И вдруг дядя Ваня снова: «Я еще раз должен повторить вопрос?». Толпа вдруг обмякла, визг утих, и с оглядкой все стали вдруг удаляться. Когда на некоторое расстояние отошла последняя толстая-толстая, как мне тогда показалось, тетка, мы снова повернулись к богатырю с нашим другом на руках. И вдруг слышим: «Как бы у тебя сынок животик не заболел». Он его крепко поцеловал и, поставив на землю, быстро удалился. Мы же всей ватагой провожали потом нашего «героя» до самого детского дома. Вернувшись домой, я выслушал от старших, и особенно от мамы, что брать чужое нельзя ни при каких обстоятельствах, даже если тебе очень хочется есть. Эта беседа с ее простыми аргументами жива в моей памяти и по сей день. Уже много позднее я часто ловил себя на мысли, что истина, идущая от чистого и доброго сердца, - самая доходчивая и понятная.

Несколько ярких воспоминаний из моих чудесных школьных годах (1949 - 1959 гг.). Я, торжественный и нахохленный, в новом костюмчике и в белой рубашечке с портфелем не по росту (он передавался от старших к младшим по наследству), был приведён первого сентября 1949 г. младшей из сестёр в первый класс. Учительница посадила меня за парту с мальчиком. Пока учительница, удивительно красивая и торжественно важная, знакомила нас всех и объясняла, кто мы теперь такие, мальчик (его звали Коля) все время как-то странно посматривал на мой новенький школьный наряд. У него такого не было (тогда не все могли позволить себе подобную «роскошь»). Когда прозвенел звонок, Коля встал, взял чернильницу (тогда все писали перьевыми ручками) и спокойно, глядя на меня, вылил чернила на мой новенький наряд. Это видели дети и учительница. Помню, что не поднялось никакой паники, и я даже не заплакал в этот момент. Учительница спокойно (без надрыва) стала объяснять моему новому однокашнику, что так поступать нельзя. Послышались сочувственные возгласы девочек в мой адрес. Я был срочно отправлен домой. Помню, как же горько я заплакал, когда увидел дома маму. Она же, и я это четко помню, никого из нас не бранила, а взялась отчищать мою испорченную обновку. Но ей это не совсем удалось, тогда ведь не было таких эффективных средств, как сейчас. И целых два года я ходил потом в школу «с медалями» из чернил. Коля же стал потом моим лучшим другом на многие годы.

Помню также, как моя первая школьная учительница по окончании 4-го класса (а тогда он был выпускной) ласково и уверенно сказала: «Будешь ты, Геночка-сынок, математиком». И спустя многие годы ее предсказание сбылось. Это она научила нас слышать «музыку задачи» и видеть перед собой ее условие с закрытыми глазами.

Г.А. ЕМЕЛЬЯНЕНКО, профессор, доктор физико-математических наук

Продолжение следует.