СРОЧНО!

Домой Добавить в закладки Twitter RSS Карта сайта

Вся правда о моем отце (Памяти Вершинина Геннадия Алексеевича посвящается) Печать
17.12.2015 08:36

Мой отец,  Геннадий Вершинин, родившийся в 1937 году и всю жизнь ведомый тотемом Орла, принадлежал к той славной плеяде советских комиссаров, которые сделали нашу страну космической и авиационной сверхдержавой.

Он любил называть себя «мальчик из Уржума» (по названию одноименной автобиографии Кирова), присущая ему автоирония лишь подчеркивала отсутствие карьерного «стеклянного потолка»  в великой стране, которая ему, пареньку из провинции Марий Эл,  дала многое, чтобы не сказать все. Детство его пришлось на военные годы, но было отягощено семейной драмой. Во время войны отец его Алексей допустил необратимое упущение – уронил в реку колхозный грузовик, что по тем временам могло стоить жизни. Он пустился в бега, вследствие чего семья с четырьмя детьми сильно бедствовала. Я думаю, что это событие заложило одно из главных его поведенческих понятий – «пацан  сделал, пацан ответил».

В четырнадцать лет он уехал из дома – поступил в сельскохозяйственный техникум (другого ему не светило!) по наставлению матери, на руках которой остались еще трое детей. Когда появилась стипендия, мог взять полстакана сахарного песка, залить кипятком и пить – настолько сильным было истощение организма. Позднее, на целине,   получив одноименный орден «За освоение целины»,  и за то, что сам собрал трактор, и за рекордные урожаи, смог послать матери грузовик зерна. Здесь, на целине, завязался основной узелок его судьбы – он встретил Эмму и сразу понял, что деревня (а он на тот момент уже учился в Ленинграде в сельскохозяйственном институте) – не лучшее место для необычной питерской девушки.

Казанский авиационный институт объявил дополнительный набор,  и Геннадий с трудом (полгода не отдавали документы!) перевелся туда, в кузницу кадров отечественного авиастроения. Здесь заложились основы его фантастической работоспособности. Помимо  интенсивной учебы он подрабатывал…истопником в котельной. Эта работа была большим подспорьем – он получил отдельный «кабинет» и стол, где по ночам  мог чертить многочисленные проекты и заниматься изучением сложных дисциплин.  Котельная давала ему хороший приработок  – он посылал невесте дорогие подарки и даже позволял себе «баловство» – их студенческая компания обожала субботний преферанс, где победители угощались…виноградом.

После окончания КАИ в 1962 году его позвали в ЦАГИ (Москва), но нужны были немалые по тем временам деньги – 800 рублей для вступления в жилищный кооператив,  и он поехал в Дубну, что стало его самой большой жизненной удачей. Дубна 60-х имела особый статус академгородка и большую степень внутренней свободы. Были в пике формы первые двенадцать (по количеству апостолов!) конструкторов во главе с незабвенным Александром Яковлевичем Березняком, получившие уникальный опыт самолетостроения во время Великой Отечественной войны. Им, титанам МКБ «Радуга», было что передать потенциальной молодежи. Геннадия  всегда тянуло к тем, кто старше, опытнее и мудрее – таким образом он пытался интуитивно простроить мужскую линию, которой был лишен с детства.

Отдельных слов заслуживает бригада, в которой прошла молодость моего отца. Это была не просто команда, они все были «одной крови» по Киплингу – вместе работали, вместе отдыхали  и нас, детей,  активно включали в свой досуг. Я помню необычные новогодние празднования  в лесу и во дворцах культуры, летний пляжный волейбол и зимний хоккей на льду, я помню обязательные демонстрации  – ноябрьскую и майскую. Мы, школьники,  уже прошли и ждем, когда пройдут ряды сотрудников ДМЗ и «Радуги», чтобы всем вместе идти по домам праздновать. Одна страна, один город, одна семья! Вспоминается такой эпизод. Однажды Геннадия  попросили купить торт для сотрудниц на 5 рублей. Он перепутал и заказал изделие на пять килограммов. Счастье, что выкупать этот кулинарный многоярусный шедевр пришли впятером  и смогли собрать 23 рубля по карманам. Но дамским восторгам не было края!

Когда в 90-е идеологи «свободы» начали расшатывать нашу страну на тонком понятийном уровне, поколение отца стали называть «образованщиной», намекая тем самым на отсутствие культурного кода, манер и исторической линии. В 90-е им, апологетам свободы, было трудно возразить, но теперь, спустя 20 лет,  можно найти десять различий. Да, Суслов – этот князь Серебряный – не допускал идейных метаний и исключал сложности и отклонения во всех сферах советской жизни, но он же и держал  тот самый «духовный шунт», который привел нашу страну к колоссальным технологическим победам на мировой арене (в прошлом году королева Англии поставила Гагарину памятник в центре Лондона,  признав его тем самым Человеком  столетия). По делам его…

Мои родители собрали прекрасную библиотеку, где я провела свою молодость. Из его кумиров – Чехов и Есенин, носители русского и интеллигентского кода. В Константиново мы бывали много раз – я думаю, для отца  это было место силы. Среди его музыкальных кумиров Жанна Бичевская, Владимир Высоцкий и Юрий Визбор. Последние – певцы высоких гор и экстремальных отношений…Из  Эрмитажа  отец  привез мне репродукции Левитана:  кто знал тогда, что эти картины – узелок к моей будущей судьбе? Так как у него была высокая группа секретности, он не мог поехать за границу, но мы много ездили на машине по стране – Белоруссия, Прибалтика, Ленинград. Дизайна в Советском Союзе было мало, но из Эстонии  отец   привез много оригинальных идей, которые сумел воплотить в своем дачном домике (от камина с чеканкой до стоек из хмеля). Простой в быту, он отличался шикарными замашками – шелковые галстуки, дорогие ботинки.

За двадцать лет работы он сумел подняться по карьерной лестнице от начальника бригады до руководителя отделения, стал заместителем И.С. Селезнева. Защитил докторскую,  написал 30 научных работ. Из всех своих наград он больше всего гордился Государственной премией, которую команде дали за то, что наша крылатая ракета СС-24 летала лучше американского аналога. В западной теории управления таких, как Геннадий Алексеевич, зовут «красными директорами», подразумевая, что они коммунисты и часть советской системы. Я думаю, что это большой комплимент: если бы не эта старая гвардия, которой все еще «обидно за державу», наша страна давно бы ушла, как Украина, с молотка…

Геннадий  защитил докторскую поздно, в 56 лет. Ему предложили научную карьеру – возглавить кафедру в другом городе. Он остался в Дубне. Пришли новые возможности – он стал ездить в составе делегаций предприятия за рубеж («Радуга»  начала экспортировать свои изделия), покупать красивые машины. Дом строить не стал – сказал, что это имеет смысл только когда растут маленькие дети. Его поколение умело себя ограничивать, поведенческие метастазы им не грозили. Стал депутатом городского созыва. Их команда была непростая – каждый сам себе равен, каждый себе  – судьба. Амиртаев, Строгов, Пыжов…  Иные уж далече…

90-е годы обернулсь для «Радуги»  драмой моногорода. При отсутствии господдержки  денег не стало совсем.  Геннадий занялся бизнесом. Мотив его был не личный, а сугубо социальный – поддержать людей (даже проще – накормить их). Из всего пантеона советских героев отец  для меня «председатель колхоза» – что-то среднее между Михаилом Ульяновым, Марлоном Брандо и Урбанским. Тот, кто ответит за все и пойдет ради этого на все. Люди всегда были для него самой важной жизненной ценностью. Он долго принимал решения. Говорил – «Я  – Весы, я все долго взвешиваю». В этом проявился его дар дипломатии: он никогда не выдавал реактивной эмоциональной реакции…

Мой отец прожил девять жизней. Имя увлечениям его было – легион. Он постоянно пребывал в состоянии «потока» – характерная черта творческих людей. Ученый, руководитель, строитель, садовод, горнолыжник, писатель, бизнесмен, депутат,  инженер-конструктор…Его афоризмы идут со мной по жизни: «На острие пера», «Делать надо хорошо – плохо само получится», «Не дождетесь!», « Сказал один дурак – не обращай внимания, сказали два дурака – прислушайся»… Его трудно с кем-то сравнить, да и не надо – аналитика, человека с большим сердцем, харизматичного мужчину. Обычно встречается что-то одно, реже два…Быть его дочерью было непросто – вечное несоответствие высоким стандартам…

Последние годы, наблюдая за событиями в стране, он пребывал в удрученном состоянии. Говорил: «Фемида давно все видит, а я не хочу». Его вечный двигатель как-то разом встал… Что останется после человека, кроме статьи в энциклопедии «Авиастроение в лицах» :«Внес существенный вклад в развитие методов определения расчетных условий прочности летательных аппаратов»? Раньше он любил говорить, что память в людях и память в детях. Я думаю, и эта память не вечна. Если женщина –  это жест, а мужчина – поступок, то реликвия, оставшаяся мне от отца – это бархатное знамя ОКБ-5 «Победителю Социалистического Соревнования», которое он вынес с предприятия в 90-е за идейной ненадобностью и бережно сохранил. Он был и остался комиссаром призыва 1937 года, вклад которого есть в каждой взлетающей российской крылатой ракете…

Ирина Василевская

11 декабря 2015 года г. Дубна

 

 

 

 

 
 
< Декабря 2015 >
П В С Ч П С В
  1 2 3 4 5 6
7 8 9 10 11 12 13
14 15 16 18 19 20
21 22 23 24 25 26 27
28 29 30 31      
Данные с ЦБР временно не доступны. Приносим свои извинения за неудобство.