СРОЧНО!

Домой Добавить в закладки Twitter RSS Карта сайта

По дороге в Германию... Печать
07.05.2013 09:14

Инвалид Великой Отечественной войны, узник немецко-фашистских концлагерей Вера Ивановна Криковцева родилась первого января 1930 года. Война застала ее на родном хуторе Разнокол Краснодарского края, который и по сей день так называется (когда-то хозяин этого места носил фамилию Разнокол).

И хотя на передовой она не была, но босоногая девчонка-подросток столько пережила и увидела, что ее воспоминаний хватит на целую книгу. Говорить об этом, правда, очень тяжело. «Я начинаю рассказывать, и переживания захлестывают, как будто это было вчера: цвета, запахи, звуки... Самые яркие эпизоды помню до мельчайших деталей», – делится Вера Ивановна.

Шампанское – рекой

Все слышали расхожее выражение, вынесенное в подзаголовок, однако для нашей героини это не просто слова: она воочию видела, как шампанское лилось рекой. Было это в самом начале войны...

– Наша хата последняя от леса, и большак проходил в трех километрах от нее. Уже слышны были звуки канонады, били дальнобойные орудия. У меня заболел маленький братик Валентин – температура под сорок. Председатель дал нам лошадь, телегу, сказал: «Езжайте по хуторам, может, где медсестру отыщете». Мы объехали весь околоток, нигде никого, люди уже боялись выходить – прятались в бомбоубежищах, – неспешно вспоминает ветеран.

Теплилась небольшая надежда отыскать кого-то из медиков в крупном винодельческом совхозе имени Молотова, где производили шампанское для правительства и на экспорт. Туда и Ворошилов, и Сталин часто приезжали. Когда выехали на дорогу, откуда-то сильно так потянуло вином.

Кучер отмахнулся от Веры: «Да тебе показалось». Проехали еще немного, и вдруг увидели, что дорогу пересекает труба с винзавода, через которую в придорожные кюветы льется элитное шампанское.

Напитавшаяся шампанским земля выталкивала его из кюветов, и оно текло верхом, по асфальту. Выполнялся приказ Сталина все уничтожать, чтобы не досталось врагу. Когда телега с детьми (кроме Валентина, в ней был еще соседский мальчишка, тоже занедуживший) заехала во двор, увидели, как из винных погребов идут трубы.

В подвале, куда путники спустились, их глазам предстали стеллажи с бутылками шампанского, которым не видно было конца. Пол же весь был усеян битым стеклом и полит пенистым напитком. Видно, до них еще бутылки начали расстреливать...

«Нам в телегу мужики вкатили 30-ведерную бочку с шампанским. Детям никакого внимания – медиков в поселке не оказалось. Все ушли на фронт или попрятались в бомбоубежищах. Гул дальнобойных орудий слышался все явственней.

То шампанское несла домой в ведре, а тяжело же, так я пройду немного по дороге, солью немножко и дальше иду. Помню, принесла домой, соседи сбежались и кружками черпали шампанское прямо из ведра»...

Беглецы из немецкого обоза

– Наш хутор Разнокол был под немцами, а когда оккупанты заходили в него, по большаку шел обоз – огромное количество телег, каждая запряжена двумя лошадьми, одна за другой везли трофеи, награбленное добро со складов. На каждой телеге немец и два наших военнопленных. Ночью, когда охрана засыпала, молодые русские ребята убегали в лес, а от большака дорога к нам на хутор просматривалась очень хорошо.

Беглецы (все они из разных городов и областей России) прятались в лесу, который преимущественно состоял из кустарника, и они совсем не знали, где находятся, что это за местность, какой край, поселок. А наша хата последняя. К ней из леса и выходили бывшие пленные, – вспоминает Вера Ивановна.

Быстрая на ногу Верка Криковцева знала в этом лесу каждый куст шиповника, в каком месте растет сладкая лесная земляника, где можно нарвать щавеля. Все у девочки было на учете.

Первая встреча с беглецами напугала ее и запомнилась на всю жизнь. Землю уже заморозки прихватывали, а она рвала ягоды с большого куста шиповника, приподняла ветку, а через нее взгляд выхватил что-то пестрое (потом она узнала, что это немецкая плащ-палатка, которая в отличие от нашей хаки была очень яркой), почувствовала, как холодок разливается по всему телу, и, пятясь, сначала потихоньку, потом помчалась оттуда галопом.

– Слышу: «Девочка, девочка, подожди, мы русские. Что это за место? Немцы есть?». Все рассказала как на духу. Назвала место, подтвердила, что немцы на хуторе есть, что живу с  мамой и братиком, а отец на фронте.

Первого моего беглеца, которого я вывела из леса и переодела, звали Алексеем. Тогда мы  договорились, что, как только стемнеет, приду за ним. Сколько же мы, жители хутора, переодевали этих мальчишек, выводили к людям, а еще я им носила еду. Немцы страшно боялись леса, партизан, поэтому туда не совались.

– Как же молодые парни появлялись на хуторе, вопросов у немцев не возникало?

– Тем, кто выходил, наш староста давал официальные справки, что они жители хутора. А потом кто из них пробирался к своим, кто оставался на хуторе, были такие, которые женились на местных девушках...

А предательство какое было! Там сформировался казачий полк, который работал на фашистов. Нас из хутора, между прочим, угоняли не немцы, а именно этот казачий отряд, – делится Вера Ивановна.

Белочка

Так звали маленькую белую собачку, которую ветеран вспоминает по сей день со слезами на глазах, ей она посвятила свое стихотворение, написанное уже в мирное время. Появилась Белочка на хуторе вместе со стариком нищим, собирающим милостыню. Беленький комочек сразу же привлек внимание девочки, когда старик присел на скамейку возле двора Криковцевых отдохнуть.

Ей так понравилась эта собачка, которую старичку подбросили, и он пытался ее оставить кому-нибудь из хуторян, но здесь в каждом дворе было по собаке. Щенок ткнулся в Верины босые ноги, она почувствовала тепло и больше уже с собачкой не расставалась. И в лес ходила к беглецам с Белочкой, не разрешала ей громко лаять, а та будто все понимала – тихо вела себя.

– Мы не расставались до того момента, как нас стали угонять. Я до этого специально договорилась с одной семьей, которая оставалась на хуторе, чтобы собаку закрыли и не выпускали. Но та догнала нас...

Один из казаков, сопровождавших колонну, начал стрелять, попал с третьей пули и все сокрушался, что не с первой. Тогда я выбежала из колонны, схватила собачку, завернула в куртку и вернулась на свое место. Стрелок озверел, а я чувствую, что по ноге потекла кровь, крикнула конвоиру: «Стреляй, предатель». В этот момент все плотным кольцом меня окружили, не позволили застрелить. А Белочку мы по очереди несли, на привале похоронили: палочками кое-как вырыли могилку...

Прямое переливание крови

Пригнали колонну в Тамань. Здесь стоял длинный барак на берегу Азовского моря, периметр затянут колючей проволокой, которая была под напряжением. По утрам на «колючке» находили погибших женщин, детишек. Кормили баландой.

– Я, мама, 4-летний братишка Валентин, который называл меня почему-то Зязя, выговорить Вера у него не получалось, жили в одной комнате. Там же были казаки карательного отряда. Помнится, полицай-казак отвел меня в отделение, где лежали раненые немцы, на прямое переливание крови. Немец смотрит на меня, улыбается, а мне страшно. Трижды была таким образом обескровлена, очень ослабла – не могла даже чайную ложечку держать.

«Зязя, сейчас я тебе норку выкопаю»...

Когда немцы начали отступать, всех из барака погнали в Таманский порт, хотя портом назвать это сооружение можно было с большой натяжкой. У причала стояла баржа, на боку которой красовались три крупных буквы – БДБ, просто врезавшиеся в память Веры Ивановны.

– Наши летчики, – говорит она, – не давали немцам грузиться, нас же, как заложников, немцы выгоняли на палубу. А в земляных кручах, спускавшихся к порту, были норы. При очередном налете мама с Валентином спрятались в одной, а мне места не хватило, и я стояла возле норы, и страха у меня не было. Все видела и все слышала...

«Зязя, сейчас я землю выгребу, и тебе места в норке хватит», – как сейчас слышу голос четырехлетнего мальчугана, вижу его черные от земли ноготочки, которыми он с остервенением скребет и скребет землю. Мама кричит: «Вера, беги!».

В Тамани у Криковцевых жили родственники, адрес Вера помнила и убежала из порта. Когда зашла во двор, увидела, что дверь в дом открыта, лежит молодая женщина, умирает,  и дети-близнецы вокруг нее ползают. Так и вернулась опять туда. А куда мне было еще идти? – делится ветеран.

Десять капель, телячьи вагоны, черный крепдешин...

Следующее яркое воспоминание – крупная узловая станция Ички, куда немцы пригнали узников. Последние даже и не ведали, что фашисты отступают. Да и откуда бы им знать?

Пригнали людей на большой двор, а там ни еды, ни питья. Из сломанной колонки  медленно скапывала вода. «Мы вставали в очередь и подставляли свои ладошки, если десять капель накапало, отходили. Охранник специально их отсчитывал. Я отдавала их братику, а сама шла опять в очередь, чтобы получить еще 10 капель воды», – вспоминает Вера Ивановна.

На железнодорожную станцию узники попали, потому что должен был прийти эшелон и увезти их в Германию, чего, слава Богу, не случилось. Они тогда не знали ни дня недели, ни месяца. Удивлялись только, что мимо проносятся эшелоны с вагонами без крыши, в таких раньше скот возили, и назывались они телячьими, битком набитыми немцами.

– Помню, у них серые какие-то лица были... Эшелоны все шли и шли, и ни один не останавливался. А солнце палило. Некоторые немцы, видимо, бежали спешно: в кюветах было полно шинелей, фуражек, продуктов. Мы там собирали мясные консервы, причем мама нам строго настрого открытые банки брать не разрешала, только закрытые.

Представляете, у немецких шинелей подкладка была из черного крепдешина – это натуральный шелк. Многие женщины даже вырывали ткань, чтобы что-то себе сшить. А мама сказала: «Не подходите. Они пропитаны немецким потом...», – заключила свой эмоциональный рассказ жительница нашего города В.И. Криковцева.

Татьяна Крюкова

Фото Юрия Тараканова и из архива

 
 
< Мая 2013 >
П В С Ч П С В
    1 2 3 4 5
6 8 9 10 11 12
13 14 15 16 17 18 19
20 21 22 23 24 25 26
27 28 29 30 31    
Данные с ЦБР временно не доступны. Приносим свои извинения за неудобство.