Дети войны Печать
23.04.2020 08:37

Среди прихожан храмов Дубны немало тех, кого называют «детьми войны». Их детство выпало на страшные военные годы. Вот как они вспоминают события давних лет.

 

«Мы не считали себя несчастными»

Прихожанку храма Великомученика Пантелеимона, попросившую не называть её имени, я застала за помощью в приготовлении обеда для работников храма. Она рассказывала, не отвлекаясь от своего занятия. На диктофоне отчетливо слышно, как то вода льется, то кастрюля гремит, то что-то на плите шипит. Под эти жизнеутверждающие звуки и проходила наша беседа.

«Родилась я во Владимире. В 41-ом мне исполнилось десять лет. Было страшно видеть, как из Москвы беспрерывным потоком ехали машины, телеги. Ужас сколько было беженцев. Вся дорога до Горького была усеяна людьми. На квартире у нас (мы четверть домика занимали) военные стояли. По всем жилищам тогда военных распределяли. У них были синие погоны, не знаю, что за войска. И они сказали: «Не бойтесь, Москву не сдадут, никуда не уходите». Все, кто на нашей улице жили, никуда не ушли. А паника была, Москва-то ринулась…

Я в третьем классе училась. Школу на какое-то время закрыли, разместили в ней госпиталь. И мы учились на дому, собирались по пять-шесть человек у тех, у кого была возможность.

Дети ходили в госпиталь, помогали там. Нас учили перевязывать раны. Я до сих пор не забыла, как надо перевязывать. Еще мы давали концерты в больнице, пели песни, которые в школе разучивали. Школу мы очень любили, всему нас там научили.

Мама Александра Николаевна шила для военных нижнее белье – кальсоны, рубашки. И меня научила, и я с ней тоже шила. Отец, Федор Федорович, был уже не молодой, за сорок, его взяли в хозобоз. Под Ленинградом он попал в плен. И только уже после войны домой пришел. Очень добрый и простой был человек.

Помню, как голодно было. Неподалеку находился огород, называли его Муравкин огород, по имени купца, которому он до революции принадлежал. Там выращивали капусту, морковку, мальчишки воровали оттуда, так мы и кормились с огородов.

За дровами ходили в лес, за пять километров. Найдешь сучки, свяжешь и на плечи. Карточки были, стояли за хлебом в очереди. Пока назад идешь, весь хлеб, как мама говорила, обгрызешь. Вкусный хлеб был. Тогда вообще не было ничего невкусного. Все тогда были голодные, но все знали, что трудное время, ценили то, что есть. Не считали себя бедными, несчастными

Помню еще, как у нас стали строить тракторный завод во время войны. Строили его пленные немцы. Мы, дети, всё равно жалели пленных, морковкой с ними делились».

У нас все время работал Успенский храм. Крестилась я в 30 лет, но меня окружал верующий народ. Пасха, идет служба, и мы бегали посмотреть. Бабушки были настолько добры, не упрекали нас, что мы без платочков. Хвалили нас: «Молодцы, что пришли!» Постоим и убежим… Я считаю, что Господь меня вел, всегда за мной следил».

«Помню теплоту солдат, соскучившихся по детям»

Староста храма Великомученика Пантелеимона Владимир Михайлович Гурьянов хотя и был совсем мал, когда война началась, но в его памяти многие эпизоды запечатлелись очень ярко.

«Когда война началась, мне всего два года было, но я помню, как отец, звали его Михаил Васильевич, на войну уходил. Я играл в комнате, а отец собирался. Помню его вещмешок-рюкзак зелененький. Отец уже в коридоре, а у меня и понятия нет, что он уходит не на работу, не на сегодня, а надолго. Он заглянул в комнату, позвал нас: «Идите сюда, попрощаемся». Нас было трое детишек: я младший, брат и сестра. Выбежал к нему, он меня взял на руки, по-отцовски обнял, поцеловал, сказал: «Маму слушайтесь!» Со всеми попрощался и спокойно ушел в военкомат. Мы на втором этаже жили. Я еще в окошко наблюдал, как он от дома отдаляется, идет в сторону. Жили мы в Баку.

Когда в 44-ом году под Сочи отца ранило, госпиталь перевели в Баку. Помню, как мы с матерью поехали к нему. Зашли в палату, стоят кровати по периметру. Не успел я войти, как раненый, который первый лежал, схватил меня – все же соскучились по детям своим – и начали меня передавать из рук в руки по кругу. Да, очень запомнилась та теплота солдат, соскучившихся по дому, по детям.

Война напрямую Баку не коснулась, но трудно жилось, голодно. Отца комиссовали, он остался дома. Шил обувь, ездил в район Азербайджана, менял там на муку. Пекли лепешки без масла. А когда он уезжал, то оставлял свою карточку, и мы за его счет питались. Помню, как-то раз пошли мы с сестрой за хлебом. А я знаю, что она невнимательная, стал просить её отдать карточки мне, а она ни в какую. Я за ней бежать, она от меня – словом, потеряли карточки. А карточки были на неделю. Неделю, пока отца не было, мы оставались ни с чем. Помню, стреляли из рогаток по воробьям. Ощиплешь его, а он крохотный и есть-то нечего, и на сковородку… Все подряд ели, голодно было. Еще помню, как в детсаду нам рыбий жир давали.

Мне шесть лет было, когда мама умерла, отец нас растил, он у нас был очень хороший».

«В войну все добрые были»

Воспоминаниями о военном детстве делится Инна Александровна Кутузова. Когда началась война, ей было восемь лет, жила она в деревне Бородино Тверской области.

«В войну в нашей деревне стояли машины закрытые, и все говорили, что это «Катюши». Город Калинин недалеко, взрывы были слышны. За огородами, на высоком месте, располагалась точка. Там жили военные. Они к нам в дом приходили. Брат мой Вовочка ножку поставит на стул, гармошка у него маленькая, папа ему в Москве купил до войны, и вот играет, а военные пляшут, смеются. Помню, как они нам, детям, намазали хлеб томатной пастой, до этого мы её ни разу не пробовали. В огороде окоп вырыли. Если что, вы там должны спрятаться, учили нас. Было страшно, очень страшно. А как-то раз самолет упал, оказался почтовый. Пилот погиб. Помню, весной это случилось, все бегали поглядеть, а меня не пустили. Мне так жалко было летчика…

В деревне с войны только один наш папа, Александр Степанович Кузнецов, пришел, больше никто не вернулся. Женщины остались одни с детьми, у кого трое, у кого четверо. Папа мой еще и в финскую воевал. Не убили, Бог его спас.

В войну в деревне мужчин не осталось, женщины да мы, дети, работали. Рожь сеяли, жали, молотили. Лен колотили, теребили, все вручную, ручки болели, нарывали, цыпки замучили. Очень хороший родился лен. Его сдавали на льнозавод. Меня даже заставляли возить на лошади. На трудодни нам давали семена льняные, мы их возили на маслобойню. Нам их взбивали в льняное масло. Дуранду (прессованные отходы маслобойного производства) ели как хлеб. Позже дурандой теляток кормили, в пойло добавляли. Заготавливали дрова и продавали их, чтобы хотя бы мыла кусок купить. Кору драли, в речке вымачивали, мочалки делали.

Бабушка Варвара Филипповна и мама Клавдия Васильевна трудились, не покладая рук. Корову держали, овец, кур. Я, старшая из детей, помогала по хозяйству. Мама, бывало, уходит косить, меня будит, наказывает печку дотопить, то сделать, это сделать. Еще в няньках сидела. Нас трое детей, – младшая Галя за три недели до войны родилась, и трое детей маминой сестры Ольги. Носы им вытирала. Бабушка заставляла: «Вот тебе полотенчико, носики им вытри, Иннушка». А я про себя думаю, как вы мне надоели, мне бы с девчонками в скакалки попрыгать, а у меня за подол ребятишки держатся, не попрыгаешь. Словом, мне доставалось, но я очень послушная росла, что бабушка не скажет, всё делала.

В школу ходили. Холодно было, одетые сидели. Учительница Евгения Михайловна одна всех учила. Внизу находился первый и третий классы, а на втором этаже – второй и четвертый. Тут даст задания и туда идет. А когда начались уроки немецкого языка, мы даже не хотели его учить – уж очень ненавидели немцев.

В войну замучили всех вши, блохи. Вшей вычесывали. По домам ходила медсестра, давала детям рыбий жир – столовую ложку. Я его так не любила, но заставляли пить.

Перед войной мы много насушили грибов, ими и спасались. Картошку через мялку мама пропустит и сделает картофельные пироги с грибами. Очистки картофельные сушили, мололи. Картошку мороженую собирали, из неё делали тырганцы. Хлеба не было, если и давали хлеб, то совсем мало.

В войну последним куском делились. У наших соседей коровы не было. «Надо сывороточки им отнести, пускай блиночков испекут», – говорила бабушка. Рожь мололи и из этого блины пекли, еще из манной крупы. Во время поста замачивали овес, сцеживали и варили кисель. В церковь меня бабушка брала. Там батюшка такой добрый был, ласковый. Во время войны все были добрые. Соль занимали друг у дружки, щепотку чая. Если кто печку затопил, к тому с лучинкой идут за огнем. Несут домой осторожно, чтобы не погасла. Экономили на спичках.

День победы хорошо помню. Холодно было, сыро, грязно, а мы босиком. Нашли тряпки красные, флаги сделали, ходили по деревне и пели песни. Как сейчас помню. Так все радовались, очень радовались, что война кончилась…

Вот так мы жили, дети войны».

С ветеранами беседовала Светлана Козлова