Детство отняла война Печать
06.07.2017 08:07

(Воспоминания дубненских ветеранов)

Пояркова Лидия Николаевна (1931 г.р.)

До  войны наша семья – папа, мама, дедушка, бабушка, брат, четыре  сестры, я и трехмесячная сиротка двоюродная сестра  Анечка –  жила в деревне Мозжарино Калининской области. На фронт ушли папа, его и мамины братья – всего 12 человек, и никто не вернулся. Удалось уцелеть только тёте, которая   служила поваром и дошла с воинской частью до Берлина.

В нашу деревню пришли  немцы, наш дом сожгли, и мы  перешли жить к бабушке, но оттуда немцы нас выгнали. Жили у соседей в какой-то избушке, и было там три  семьи. Потом немцы отступили, и нас эвакуировали в  Старицкий район. Шли пешком 40 километров. Малых детей везли на санках. Я помогала маме. Там нам выделили заброшенный дом: крыша  прохудилась,   печь развалилась. Наш дедушка сам все починил, и  тогда  к нам подселили ещё две  семьи.

Отпечатались в памяти несколько эпизодов военного времени. Мы рыли  окопы, а нас бомбили. Когда выбегали,  по нам стреляли с воздуха.  А однажды к нам приехал военный корреспондент и сфотографировал нашу семью у сгоревшего  дома. Этот снимок попал в газету.  Наш папа на фронте увидел эту фотографию и понял, что мы живы.

Мама работала в колхозе на ферме – ухаживала за скотом.  Какие-то вещи  выменивала на зерно. За 10 километров от деревни находился спиртовой завод, где из картошки и зерна вырабатывали  спирт.  Мы с сестрой ходили  туда  и привозили на санках в бочонке «барду» (отходы от пшеницы и картошки). Она была как каша, но запах отвратительный. И всё же мама варила из неё кашицу, и мы ее ели.

Летом вернулись домой, и  мы  с сестрой сильно заболели тифом, потом скарлатиной. Болели и малярией. В нашем колхозе было всё разрушено. Не было ни тракторов, ни лошадей, ни быков, поэтому, чтобы засеять поля, все жители от мала до  велика   выходили  с лопатами и  копали  землю. Женщины на себе боронили. Ели траву, «тырганцы» (лепёшки из мороженой картошки), а также   клевер и мох. Его сушили, мололи, толкли и просеивали, и  получалась «мука». Капустные листья отваривали, мололи на мясорубке,  добавляли туда эту мучную смесь и  пекли лепёшки. Мы сажали 40 соток картофеля – семья была большая, и  чтобы только один раз поесть, уходило целое ведро картошки.

Летом все шли на обработку льна – пололи, теребили, колотили. В наш  колхоз привезли бычков. Дети на них боронили, а мамы сеяли вручную из лукошка. Позднее нам как многодетной семье дали тёлочку.

Баня была разрушена,  да и  дров не было, поэтому мы часто мылись в русской печи. Когда она протопится, угли выгребают, застилают соломой, ставят тазик с горячей водой и моются. Дети мылись вдвоём, даже парились веником. Потом мама вынимала нас, ставила в корыто с тёплой водой и ещё раз мыла. В то время многие были заражены педикулёзом и чесоткой. Мама нашу одежду складывала в противень и прожаривала в печи, но  вскоре  опять  появлялось много паразитов.  От  чесотки  лечились   осиновым отваром.

Учиться в школу ходила за 1,5 километра. Морозы были около  40 градусов. Вместо обуви –  большие  холодные «носатые» немецкие сапоги.  Мама клала в них солому вместо стелек.  У  меня не было ни носков, ни чулок. Наматывала на ноги какие-то тряпки. Коленки часто обмораживала. Надевала  мамину большую вязаную юбку и солдатский бушлат. Мама заворачивала меня в него и подпоясывала солдатским ремнём. В школе писали на газетах. Учебников сначала не было:  запоминали материал со слов  учителя. Потом привезли  и  выдали по одной книге на 4-5 человек. В школе было очень холодно. Часто  мы шли в лес, пилили дрова и везли в школу на санках.

Но всё же дети есть дети – мы смеялись, играли, катались с горки на ящиках из-под снарядов. Было большое счастье, когда в школе детям стали выдавать по кусочку чёрного хлеба и крошечке сливочного масла. Мы не унывали, даже устраивали дома концерты. Брат играл на балалайке, а мы пели. Голоса у  всех  были  красивые. К нам даже  приходили соседи посмотреть  наш концерт.

Когда  закончила 7 классов, мне предложили каждый день относить сводки с итогами рабочего дня в другую деревню за 4 километра. За эту работу мне начисляли трудодень, а на трудодни выдавали мякину и не выбитые головки льна.  Мы их разбивали и получали масло.

1949 году приехала в Кимры, поступила в типографию ученицей-наборщицей и училась в вечерней школе. Вышла замуж. В Дубну приехали в 1975 году. Муж работал на  «Тензоре»  старшим нормировщиком, а я бухгалтером. Нашей семье  выделили  трёхкомнатную квартиру.