«МузЭнергоТур» – это фестиваль-­гастролёр, впервые проведённый в 2013-­м году (с 22 июня по 22 июля) на территории от Дубны до центра Азии. Первоначальной идеей было объединение двух независимых проектов – международного фестиваля честной музыки «МузЭнерго» (г. Дубна, Московская область) и международного фестиваля живой музыки и веры «Устуу-­Хурээ» (Чадан, республика Тыва). В этом же году они решили доехать до Улан-­Удэ и благополучно это сделали. Подробнее об этом рассказывает организатор тура Юрий Льноградский.

– Если в двух словах, то «МузЭнергоТур» начался в прошлом году как некий эксперимент, который начинался в Дубне и потом был вывезен до Республики Тыва, и получилось всё так удачно и интересно, что в этом году на него были направлены основные силы.

И он поехал и поехал очень хорошо, потому  что после прошлого года им заинтересовались очень серьезные организаторы на местах, то есть люди поняли, во-­первых, что это возможно, а во-­вторых, что это собирает аудиторию несмотря на всякие стереотипы, то есть и летом, и в понедельники, и в филармониях... Поэтому доехали мы, страшно сказать, до
г. Улан-­Удэ, суммарно автобус катался порядка 40 дней, проехал 12 000 км, после чего мы его отпустили, и он добирался назад до г. Владимира, где, собственно,  и был заказан. А мы потом из Красноярска после Улан­-Удэ, сделав круг, полетели всей толпой назад.

Были у нас задействованы порядка 40­-45 человек, из которых достаточно большая техническая команда: 2 видеооператора, 2 человека, которые отвечали за звук, 2 администратора и 2 водителя из г. Владимира. Музыканты из 13 стран, совершенно какие­то непонятные музыкальные стили, т.е. вообще никак нельзя это охарактеризовать единым термином. Это действительно фестиваль-­гастролёр.

Идея

– И основная идея в этом году поменялась. Если в прошлом году мы возили фестиваль, пробовали музыкантов спровоцировать играть вместе, но это было не основным, то в этом году мы просто заставляли их сотрудничать, ставили перед фактом. Началось все с того, что в Дубну мы привезли двух или трех музыкантов, у которых не было  полноценных составов, и заставляли их составлять эти ансамбли уже с первого же дня. Играть музыку, которая заранее даже не обсуждалась. К тому же это были разные страны, разные поколения, разные языки, и обсудить заранее это всё было просто невозможно, потому что далеко не все даже хорошо говорят по­-английски, да и по Интернету такое не обсудишь.

И  вот эта вся тотальная импровизация очень быстро развилась до непредсказуемо высокого уровня, и доходило до смешного: я выходил на сцену, объявлял трио,  а народ в зале начинал истерически хохотать, я оборачивался и видел, что на сцене стоят семь человек,  и четверо из них это те, которых вытащили на сцену в последний момент. И удалось найти совершенно новую музыкальную формулу в масштабе не то  что России, мира, я бы сказал.

И, как  музыканты говорят,  привлекательно не только то, что мы ездим по странной России, не то, как нам аплодируют, а что мы играем то, что даже сами от себя не ожидали. То есть нас безумные русские загнали в такие условия, что пришлось как бы заново рождаться в творческом плане. И это прекрасно. Но тут были применены жестокие продюсерские техники, то есть я музыкантов держал в неведении, и они не знали, что происходит до самого последнего рубежа: они не знали до последнего момента  ни во сколько они будут играть, ни где это будет происходить, ни сколько по времени будет продолжаться. Всё это на самом деле я, конечно же,  знал, но было важно поддерживать их в таком жизненном тонусе, чтобы они импровизировали по полной.  Зато каждый день был новый сюрприз.

Как и где это было

– Залы были абсолютно безумные. Везде было интересно. Это и дворцы культуры, которые вроде бы и однотипные, но все работают по­-разному, в которые могут прийти и 500 человек подготовленной публики, и 50 человек, совершенно не понимающих,  что это такое. И какие-­то крохотные зальчики, как Литературно-­художественный музей Марины и Анастасии Цветаевых в г. Александрове Владимирской области – подвальное помещение чуть ли не XIV века, бывшая конюшня, и там места может быть на 50 человек от силы, при этом еще три рояля стоят. И вот в этот крохотный подвальчик набивается человек 80, которые стоят 5,5 часов и не уходят, потому что им в  кайф.

Это филармонии, в которые люди летом приходят на филармонические программы и реагируют совершенно по-­разному. Если в Красноярске нас уже ждут и четко понимают, что будет и как, то в Туле, где это проходит первый раз, руководство пытается придумать какую­-то новую формулу – вместо «МузЭнерго» называет это фестивалем «Нескучный джаз» и разбивает нас по нескольким этажам, чтоб зрители могли гулять по гостиным, подниматься в темную комнату со свечами, выходить в холл… Там начинается свое безумие, потому что надо раскидать всех музыкантов по разным площадкам вокруг одного здания, где-­то нет звукоусиления, электричества. В маленькую комнату со свечами, где играет Марк Эжеа на колесной лире, неожиданно набивается много народу, и они там начинают задыхаться, потому что ужасно душно. Но народ не уходит, и свечи просто гаснут, потому что кислорода не хватает.

Открытые площадки совершенно разные. Например, фольклорный фестиваль в Чебоксарах «Родники России», мы там в программу попадаем днем в будний день до основной программы, а в местной прессе на этом время обозначено выступление любительских хоров министерства внутренних дел Республики Чувашия. И люди, которые приходят по такому объявлению, мягко говоря, не готовы понимать то, что мы привезли. То есть было всё, что только можно, и это было прекрасно. Каждый день господа музыканты открывали для себя не только принципиально новую Россию, но и новое окружение, в котором им надо существовать. У них не было ощущения, что они какие­-то состоявшиеся звезды, которых по умолчанию  будут  слушать и которым будут аплодировать, а было ощущение, что этой публике надо абсолютно с нуля доказывать, что и ты,  и твоя музыка чего-­то стоят. В большинстве случаев это всё удавалось, но были случаи, когда музыканты получали некую «пощечину» и понимали, что не так всё просто, что далеко не каждый готов быть их аудиторией, что надо еще сильно поработать. И это было одним из самых ценных открытий.

– А ты сам приглашал музыкантов,  или они сами попросились в тур?

– Я сам никого не приглашаю уже несколько лет. У меня постоянный поток предложений, и я держу в голове достаточное их количество и начинаю эту мозаику собирать под конкретный проект, будь то формат библиотеки или автобусный тур. Только вот Лео Абрахамса (английский гитарист) я очень хотел видеть в этом туре и пригласил его, даже прошел через легкое сопротивление, потому что он достаточно занятой человек.

– Насколько мне известно, были музыканты, которые поехали с тобой второй раз, те же Ален Блесин и Марк Эжеа…

– Да, это четыре человека: Марк Эжеа (Испания, колесная лира), Ален Блесин (Франция, гитарист), швейцарский барабанщик Лионель Фридли и Фрэд Рудэ (Франция, трубач). Были еще ребята из Воронежа (группа «Другое дело»/«Happy55»), но они в этом туре сыграли всего 3­4 дня. Иностранцы возвращались совершенно осознанно, они знали,  на что они идут, а Ален вообще сказал, что будет сюда ездить сколь угодно долго, потому что найдена некая музыкальная формула, которая венчает всю его творческую жизнь.

Основная масса была в России вообще в первый раз, не то что в МузЭнерготуре. Для них,  конечно,  всё это было крайне необычно, но они совершенно спокойно ко всему привыкали,  и что для них было дико, и для нас было дико точно так же. Мы на удивление комфортно жили в этом году, потому что повысился класс принимающей стороны. Нормальные гостиницы, душевые…  Без экстрима, конечно,  тоже не обошлось. Было совершенно потрясающее жилье в  с. Дзержинское Красноярского края – это общежитие Профессионального училища №83, где доски ведут нас в находящийся на улице туалет на четыре посадочных места и без электричества (!). Встречающие нас волонтеры выдавали нам туристический фонарик. Но там просто физически негде жить приезжим. Гостиниц нет. И люди там каждый год своими силами делают молодежный рок-­фестиваль «Железный Феликс», и им просто не хватает ресурсов. Но они делают максимум того, что могут сделать. Хотя мы там совершенно  прекрасно жили, нашли там теннисный стол и устроили международный чемпионат по настольному теннису, который длился двое суток.

На второй день фестиваля мы поехали ранним утром на саундчек. И поскольку был такой нависший туман, 8:00 утра и рокеры спали вокруг в палатках, я предложил звукорежиссеру в качестве музыки поставить не обычный наш какой-­нибудь джаз­-рок, а И.С. Баха негромко. И мы сидели, слушали
С. Рихтера в утренней тишине. И когда приехал автобус с музыкантами, они все расплылись в счастливых улыбках и сказали, что это,  конечно,  долгожданный сюрприз, когда где­то в середине Сибири их встречают Бахом на рок-­фестивале.

– А как в плане еды? Неужели всем музыкантам переводили меню?

– Ну, кое-­где нам везло, и был англоговорящий обслуживающий персонал (в крупных городах: Москве, Тюмени, Новосибирске и т.д.),  кое­-где было меню на английском языке, но, конечно, часто не было ничего,  и все русскоязычные, кто мог переводить музыкантам – переводил каждому.  Потом я понял, что это не работает, так как они забывают, что они заказали. Кухня путает, что они заказали. И в итоге после приема пищи стоит 5­6 тарелок, на которые никто не претендует. Я пару раз даже себе ничего не заказывал, потому что знал, что мне обязательно чего­-нибудь останется. И кончилось тем, что мы просто стали делать типовые заказы, не спрашивая музыкантов, на что они стали сопротивляться и писали в блогах:  «Жестокий Льноградский подавляет наши свободы»! (Не без юмора.) Но не было, естественно, никаких конфликтов. В музыкальном коллективе настолько всё по-­другому организовано, что все эти бытовые проблемы совершенно по-­другому воспринимаются. С улыбкой.

И в конце говорили даже совершенно  замечательные фразы, например, как Анхель Онтальва, который сидел задумчивый на берегу о. Байкала и говорил, что в где­то в  Испании у него есть жена и дом, потом задумался еще на минуту и сказал: «Или мне это приснилось?»

Португалец, уезжая, честно сказал, что не помнит, какой была его жизнь до «МузЭнерТотура». «Куда я еду, зачем? Какая Португалия? Я же в автобусе живу! У меня же есть свое сиденье. Водичка. Пледик, вот, лежит».

– А вегетарианцы?

– Вегетарианцам было легко, но еще у нас был веган, который вообще не ел ничего животного происхождения: ни яйца, ни сметану, ни масло…  И с ним была беда, потому что люди просто не понимали, зачем он так делает. И он часто уходил для себя чего-­то искать, иногда закупал  консервы в магазине, фасоль, например, и в автобусе потом  ел. Но  это  же его выбор. И он знал,  на что он идет.

Мне же тяжелее было вовремя удержать музыкантов или даже уберечь их от отечественного гостеприимства. Чтобы поддерживать дисциплину, приходилось быть безжалостным и авторитарным, о чем еще в первом туре говорили. Но если бы я не командовал, мы бы просто не доехали  никуда.

Странности

– Они действительно еще много удовольствия получили  от того, что это было странно. Об этом стали говорить абсолютно все. Особенно те, кто играл более авангардную и радикальную музыку,  говорили, что наша стандартная аудитория в Европе – это 20­-30 взрослых мужиков «за 50», то есть те, кто осознанно приходит на такую музыку. А у вас приезжаешь в филармонию, а тут,  помимо того, что 500 человек, половина из них – это красивые молодые девушки. И музыканты не понимают, как так может быть? Почему этот рай здесь произошел? Казалось бы, в Сибири, где должны медведи играть на балалайках, нас приходят слушать красивые девушки. Поэтому они все хотят еще. Это самое любопытное.

На первом фестивале это всё закончилось тем, что некая красавица из Красноярска, вдохновленная всей этой музыкой, просто замуж вышла за бразильского скрипача и сейчас в г. Сан­-Паулу живет.

В этом фестивале девушка-­организатор в Иркутске так хотела поехать с нами, что даже когда мы ей сказали, что мы уже приехали, она просто, чтобы почувствовать дух этого путешествия, поехала  с водителями в автобусе до Москвы. Одна.

Автобус

– Водители были золотые. Нам с ними очень повезло. Мы сотрудничали с той же самой фирмой во Владимире, которая уже несколько лет подряд преподносит мне разные сюрпризы. На этот раз это были молодые ребята, которые сами очень хотели попасть на
о. Байкал, то есть для них это было вполне осмысленное путешествие. И они с первого дня во всё включились – помогали нам даже там, где не должны были (таскать аппаратуру, например), также им была интересна специфика всего происходящего. То есть один из них, с высшим радиотехническим образованием, стал брать уроки у нашего звукорежиссера: сидел за пультом, изучал,  как это всё работает. На что звукорежиссёр в отместку потребовал, чтоб его научили водить автобус. И когда водители стояли рядом со мной, а автобус начинал неожиданно куда-­то ехать, я хватался за сердце. Все взаимодействовали,  как могли.

Особенности

– Мы попали даже в закрытый город Железногорск  Красноярского края или ЗАТО (закрытое автономное территориальное образование). Секрет – это Горно-­химический комбинат – построенное прямо внутри горы гигантское предприятие, на котором в советское время вырабатывали при помощи четырех реакторов оружейный плутоний. Город обнесен колючей проволокой, и чтоб попасть туда, что россиянам, что иностранцам, надо было проходить паспортный контроль по спецпропускам. Мы туда заказывали пропуска за полгода. Никто не верил, что эти пропуска дадут. Но их дали. Мы приехали в Железногорск из Красноярска и прошли паспортный контроль довольно легко. Сам Железногорск оказался прекрасным городом, который напоминает российский юг, разве что пальмы не растут. Озеро посередине, пляж, беседки такие же,  как у нас на набережной, ходят расслабленные люди, сталинская застройка, старый ДК, памятник В.И. Ленину. То есть полное ощущение, что приехали домой. Мы там отыграли совершенно  замечательный концерт.

Везде нас пытались по-­своему принять. В Королеве  повели в Центр управления полётами, в Красноярске организовали экскурсию на так называемые «Столбы» – это государственный заповедник, где в горах стоят каменные образования, обточенные ветром, размером с 9 или 16-­этажный дом. Это действительно потрясающее зрелище! Но проблема в том, что местные организаторы сказали, что там всего километр и идти пару часов, а оказалось  9 (!) километров в гору,  и потратили мы на это 6 часов. Хорошо, что наши старые опытные музыканты отказались и остались в гостинице отдыхать, иначе мы бы просто не дошли и сорвали концерт.

В этом году мы за собой возили дождь. Марк Эжеа исполнял каталонскую песню, написанную специально для вызывания дождя в засуху, она очень веселая и радостная, но только потом дождь идёт обязательно, вот в чем проблема. В Улан-­Удэ дошло до совершенства. Когда мы выступали под голубым безоблачным небом, я рассказал эту историю со сцены, и народ посмеялся. Вышел Марк, сыграл две вещи, пришла туча и пролилась на поляну. Тут на нас посмотрели с некой опаской.  Но и под дождем народ стоял, а это очень  много значит.  Значит,  это имеет право на жизнь.

Усадьба Jazz»

– Насколько я знаю, у вас была своя сцена на «Усадьба Jazz» (крупнейший в России фестиваль под открытым небом, объединивший на своей территории jazz, funk, world music, acid­jazz, lounge, jazz­rock, blues и другие музыкальные направления – прим. автора).

– Да, на ней было от 15 до 50 человек. Она стояла параллельно с основной сценой «Партер», на которой звука было в несколько раз больше  и которая была довольно близко. То есть,  чтобы услышать что­-то на нашей сцене,  надо было сидеть непосредственно перед колонкой. Но это проблема любого большого фестиваля. Нашей целью было просто там выступить и показать, что мы на этом уровне совершенно  конкурентноспособны.

Без девушек

– А почему не было девушек­-музыкантов?

– Им было бы тяжело в плане физических нагрузок, не высыпания. Даже дело не в автобусе или в перегонах по 1 000 км. Ритм дня был очень ломаный.

Мы же почти не видели самих городов. Наиболее отчаянные гуляли ранним  утром  или поздней ночью, но в основном народ предпочитал отсыпаться. Хотя были,  конечно, выгулы, которые войдут в историю у каждого, как в г. Уфе, например. Когда мы пошли на некую смотровую площадку, и, как потом оказалось,  мы совершенно неправильно прочитали карту, и пешком нам надо было идти от этой площадки до места ночевки  порядка 10 км. Время 2:00 ночи, номеров такси мы не знали, то есть забрезжила перспектива идти 2,5 часа ночью по Уфе. Но тут, как в сказке, рядом с нами остановился рейсовый автобус, который ночью зарабатывает как экстремальное диско­такси. Им управляет совершенно сумасшедший молодой человек, автобус полностью украшен какими­то неоновыми огоньками, они внутри и даже снаружи на колесах и бортах. Какая­то непонятная музыка играет, всё светится, то есть полноценная дискотека в автобусе. Мы его сняли и под дикое уханье с флуоресцентным светом и прожекторами поехали в гостиницу.  Это было нечто феерическое! Музыканты ехали с открытыми ртами и говорили, что Россия не перестает их поражать.

Баня

– Был единственный полноценный день отдыха на Байкале. Запланированный. Когда мы между г. Иркутском и г. Улан­Удэ остановились в небольшой базе отдыха в 10 м от берега  и просто сидели там сутки, грелись, смотрели на  Байкал, катались на водных велосипедах и даже ходили в баню. Иностранцы пошли в баню первыми, пока мы с водителями занимались шашлыком, им показалось, что там горячо, они открыли дверь, выстудили ее, помылись в теплой воде, и когда туда пошли русские мужики «снять» долгожданный пар, выяснилось, что там вместо 85 градусов, на которые мы рассчитывали, всего 50. Мы ушли в бешеном неудовольствии, потому  что  даже таская аппаратуру потели больше. Зато иностранцы потом рассказывали своим родным, что они парились  в русской бане и бросались оттуда в ледяной Байкал.

Дальше Владивосток?

– Мы уже в этом году получили безумное предложение от г. Владивостока. Там проходит мощный рок­фестиваль под эгидой Ильи Лагутенко. Они нас всячески ждут и готовы принять.  Поэтому, я думаю, что всё возможно.  Единственное, что после г. Читы начинается пустыня,  и там практически нет городов с населением больше
50 000 человек, и от этого делается немного жутко. Но,  с другой стороны,   почему нет? Люди там живут точно такие же.

Кругом поклонники и поклонницы

– Люди видят, что со сцены им подается искренняя история, что никто их не обманывает. Мы же никому ничего не навязываем. Мы привезли то, что нам интересно. Мы благодарны, что вы нас слушаете. Если вам это понравилось и вы с нами, то мы очень рады. Если вам это не понравилось, значит,  вы просто получили некое новое знание.

Там искрит совершенно по­другому, нежели как на любом поп­концерте или рок­концерте, там были люди, которые приезжали из соседних городов, за 100 км,  на следующий концерт и говорили, что мы хотим еще раз это послушать, хотим понять, что на нас так подействовало в прошлый раз. И это было приятно.

Мы же показываем определенный круг музыки. Я могу ответить лично за любой коллектив, чем он хорош. А если будут известные музыканты, то «МузЭнерго» как дубненское событие перестанет существовать. Индивидуальность пропадет. Поэтому мне это не интересно.

Людям  даже иногда неважно кто конкретно играет, они просто идут на «МузЭнергоТур» и говорят потом, что это было обалденно.

Дарья Соловьева

Фото Алексея Акимова